– Поезжайте, голубчик… – с твердостью уговаривала она. – Нужно все это кончить. Скучно будет, а все-таки лучше…
Что может быть грустнее таких прощальных разговоров? Я, кажется, еще никогда не чувствовал себя так скверно. Но нужно было решиться.
– Я всего на две недели, – говорил я, не знаю для чего. – Что я буду делать там, в провинции?
– Все-таки поезжайте… с богом.
Дебаркадер Николаевского вокзала. Паровоз уже пускает клубы черного дыма. Мой старичок ужасно хлопочет, как все непривычные путешественники. Меня провожают Пепко, Аграфена Петровна и Фрей. Пепко по случаю проводов сильно навеселе и коснеющим языком повторяет:
– Ты, землячок, поскорее к нашим полям возвратись… легче дышать… поклонись храмам селенья родного. О, я и сам уеду… Все к черту! Фрей, едем вместе в Сибирь… да…
Второй звонок. Пепко отвел меня в сторону.
– Вот что, Вася… – заговорил он торопливо. – Помнишь, я тебе из Белграда тогда писал? Кончено, брат… Молодость кончена. Э, плевать… Я, брат, на себя крест поставил.
Третий звонок. У меня глаза затуманивает слезой, но я сдерживаюсь. У Пепки глаза тоже красные. Меня почему-то начинает разбирать злость.
Обер-кондуктор дает свисток. Я смотрю в окно вагона. Платформа точно дрогнула и поплыла назад, унося с собой Фрея, Пепку и Аграфену Петровну.
– Живио! – крикнул Пепко ни к селу ни к городу.
– Слава тебе, господи… – вслух молится мой старичок, откладывая кресты. – Донес бы господь живыми…
Скоро Петербург остался назади, а с ним осталась назади и «светлая юность»… Я думал о Пепке и чувствовал, как его люблю. Его дальнейшую историю расскажу как-нибудь потом.
Впервые «Черты из жизни Пепко» были напечатаны в журнале «Русское богатство», 1894, No№ 1-10, с подзаголовком: «Очерки», за подписью: «Д. Мамин-Сибиряк».
В журнальной публикации главы имели заголовки: I–IV – «Веревочка», V–VIII – «Федосьины покровы», IX–XII – «Дела и дни», XIII–XIV – «Мы делаем сезон», XV–XVII – «Дела и дни», XVIII–XXV – «Мы делаем сезон», XXVI–XXXI – «Первый блин», XXXII–XXXVI – «Обман», XXXVII–XL – «Конец».
Из писем Мамина-Сибиряка к Н. К. Михайловскому от 19 апреля и 29 июня 1894 года (хранятся в Институте русской литературы АН СССР) видно, что очерки писались «к каждой очередной книжке» журнала.
Как видно из черновых записей, первоначальное название очерков было «Завоевание Петербурга», подзаголовок предполагался следующий: «Гротески. Посвящается молодым авторам» (Центральный государственный архив литературы и искусства – ЦГАЛИ).
В первом отдельном издании (1895) писатель опустил названия глав и изменил подзаголовок, – произведение названо романом, хотя в самый текст были внесены лишь незначительные исправления стилистического характера.
Роман «Черты из жизни Пепко» автобиографичен, на что писатель сам неоднократно указывал (см. сб. «Урал», 1913, стр. 59). В повествовании о Василии Ивановиче Попове Мамин-Сибиряк воспроизводит свою студенческую жизнь в Петербурге. Так, например, в эпизоде обращения Попова в «знаменитую редакцию самого влиятельнейшего журнала» с одной из первых своих повестей воспроизведен факт биографии писателя, имевший место во второй половине 70-х годов (см. наст. собр. соч., т. I, стр. 607). Останавливаясь подробно на творческих исканиях Василия Попова, писатель излагает в романе свои взгляды на литературу и искусство, важные для понимания всего его творчества. Истинный художник, по мнению Мамина-Сибиряка, должен стремиться к воспроизведению правды жизни. «Придумывать жизнь нельзя, как нельзя довольствоваться фотографиями. За внешними абрисами, линиями и красками должны стоять живые люди». Органическая связь писателя со своим народом, национальный характер художественных произведений являются, по убеждению Мамина-Сибиряка, важнейшими условиями истинного творчества. Творения великих русских художников тем и ценны, что в них «разливалась специально наша русская поэзия, оригинальная, мощная, безграничная и без конца родная». Замыкающийся в своем «я» писатель не может создать ничего истинно ценного. Писатель должен служить высоким общественным идеалам, он не может ограничиваться изображением несовершенства жизни, а обязан искать и положительные идеалы: «Несовершенство нашей русской жизни… это только отрицательная сторона, а должна быть и положительная… Где эта жизнь? Где эти таинственные родники, из которых сочилась многострадальная русская история?» «Жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец – вот где настоящая жизнь и настоящее счастье!»
Эстетические взгляды Мамина-Сибиряка складывались под несомненным влиянием Чернышевского и Добролюбова, Некрасова и Салтыкова-Щедрина, о которых он всегда отзывался с большим уважением.
Отрицательное отношение к капиталистическому городу, нашедшее свое выражение в романе, сложилось у писателя еще в 70-е годы. В письме к отцу от 21 августа 1875 года он писал, что в Петербурге «единственный двигатель… деньги, деньги и деньги, и неприхотливое сероватое лоно родной провинции, пожалуй, в десять раз лучше».
Писателя глубоко волнуют социальные контрасты буржуазного города – богатство и роскошь господ, с одной стороны, крайняя нищета людей труда – с другой.
В 90-е годы, после переезда Мамина-Сибиряка на постоянное жительство в Петербург, в его творчестве видное место начинает занимать изображение тяжелой жизни трудящихся больших капиталистических городов (цикл рассказов «Детские тени», «Черты из жизни Пепко» и др.); письма этого периода содержат резкую критику буржуазных нравов Петербурга (например, к М. В. Эртель от 9 ноября и 12 декабря 1894 г. – Всесоюзная библиотека им. В. И. Ленина – ЛБ).